Об анестезиологе-реаниматологе Центральной городской больницы Владимире Николаевиче Евстегнееве, спасшем сотни жизней.
Миопия, качающиеся зубы, бронхиальная астма, сахарный диабет — докторов этой специализации интересует всё. Больные в этом отделении меняются, как перчатки, и представлены во всём многообразии: хирургические, лор-больные, из урологии, гинекологии, травмы… Себя эти доктора называют бойцами невидимого фронта. Они пациентов успевают изучить от и до, а те их, порой, даже и вспомнить не могут. Их рабочее место – закрытое отделение, доступ в которое кроме докторов имеют только тяжёлые больные и сотрудники теперь уже полиции, потому что реанимация не терпит суеты и требует некоторой обособленности.
То, что он будет именно анестезиологом-реаниматологом, Владимир Николаевич Евстегнеев понял ещё на первых курсах мединститута, когда студентом устроился в отделение реанимации на Первой Советской медбратом. Два года вместе с сестричками помогал докторам возвращать к жизни людей, находящихся между небом и землёй. Может, и до окончания института никуда бы не ушёл, да на шестом курсе коллеги медбрата выгнали: из сестринского ранга будущий эскулап уже вырос, а до врачебного ещё не дорос. Год пришлось пропустить. Зато сразу, как получил диплом, пришёл в свое родное отделение. Сегодня за плечами Владимира Николаевича 36 лет врачебной практики. И все — на посту анестезиолога.
В реанимацию почти всегда попадают раз и навсегда. Есть в этой работе что-то, что крепко держит. И это даже не осознание значимости дела, которым занимаешься, работа любого другого врача ничуть не менее значима, а что-то, что словами объяснить трудно. Реаниматологам приходится видеть много слёз, объясняться с родственниками своих пациентов, жизнь которых проходит на грани, бороться за жизнь человека, который сам этого делать уже не может, но всё то же самое наполняет жизнь так, что всё прочее уходит на второй план. Был во врачебной практике доктора Евстегнеева случай, когда в отделение привезли больную с давлением 60 на 20. Это полный коллапс, организм при таком давлении прекращает жизнедеятельность. Но она ещё жила: сердце, почки, легкие из последних сил, пытались выполнять свою работу. В больницу незадолго до этого случая пришел лабораторный дозатор. Как практически его применять, никто не знал, но теоретически он мог спасти пациентку. Бригада решила рискнуть, попробовать применить дозатор в реабилитации сложной пациентки: в бедренную артерию глубоко, почти к самой почке, вставили катетер и начали подавать лекарство, искусственно заставляя почку работать и очищаться. Уже утром следующего дня об изобретении усть-илимских докторов знали в Иркутске. На самолёте в тот же день из областного центра прилетели коллеги, чтобы на месте разобраться, как безнадёжный случай вдруг обернулся профессиональным прорывом. Метод потом был описан,
в работе, считает Владимир Николаевич, слишком много стало стандартов. Может, это и неплохо, желание всё просчитать и предусмотреть, но жизнь не желает укладываться в стандарты. Однажды на «скорой» привезли двух мальчишек лет пяти-шести. Они гуляли одни и догуляли до свалки. На её окраине, на отбросах, замечательно налилась какая-то лесная ягода, то ли черника, то ли голубика, за давностью лет уж и не припоминается. Мальчишки ягоды наелись от пуза, и ничем страшнее поноса это, может, и не обернулось бы, но на беду на свалку вывалили купорос. И ягодка, крупная, наливная, оказалась отравленной. Когда мальчишек привезли, один был в тяжёлом состоянии, другой – в крайне тяжёлом. В отношении второго решили применить гемосорбцию. Тоже доморощенную: не было тогда ещё в арсенале усть-илимских врачей современных аппаратов, благодаря которым такие процедуры делаются сегодня. Понимали, что необходима очистка крови. Уголь — хороший абсорбент. Но как с помощью угля очистить кровь ребёнка? Помогла рационализаторская жилка: два больших шприца соединили, в один вставили очень-очень тонкую мембрану, отделяющую угольный наполнитель, другой работал как поршень. Собрали только один аппарат — не смогли найти второй тончайшей мембраны — и подсоединили его к тому ребёнку, что был в очень тяжёлом состоянии. Терять было нечего, а эта самоделка могла спасти жизнь. Ребёнок выжил. Кровь очистилась, и понемногу уровень интоксикации стал снижаться. А второй мальчишка умер: пока искали ещё одну мембрану, организм не справился с отравлением.
Сегодня за такие новаторства докторов не погладили бы по головке, а тогда Владимир Николаевич как заведующий отделением даже пытался зарегистрировать случай как рационализаторский. Но глухое это оказалось дело в маленьком сибирском городке. Как и занятия наукой. Ещё в молодости его заинтересовал феномен народов Севера. Оказывается, и это было подтверждено исследованиями научных институтов, в крови северных народов имеются особые полипептиды, которые позволяют им быть менее восприимчивыми к низким температурам. Вплоть до того, что аборигены при переохлаждении замерзают не сразу. Если человека вовремя принести в слегка прогреваемое помещение и особым образом отогреть, он способен «оттаять». Этот феномен всегда интересовал доктора, а несколько лет назад случай позволил соприкоснуться с этим необычным явлением. Происшествие это взбудоражило не только весь город, отголоски его докатились до Москвы: младенца выкинули в форточку. Пролежав в сугробе какое-то время, ребёнок окоченел. Тельце нашла соседка, она же вызвала «скорую», а пока та ехала, положила свёрток на подоконник. Это обстоятельство и спасло младенца. И то, что мама его была из малых народов Севера, кровь которых медленнее, чем у всех других под воздействием холода кристаллизуется. Приехавший доктор, уверен Владимир Николаевич, не ошибся, когда сказал, что ребёнок не подаёт признаков жизни. Они появились спустя время, когда тельце немного отогрелось. Официальная точка зрения на ситуацию была другой, но Евстегнеев считает, причина именно в этом. Интересно было бы заняться этой историей серьёзно, но тогда нужно было бы оставить практику, а без работы в отделении свою жизнь доктор Евстегнеев не представляет.
Работа для Владимира Николаевича — это всё. Пока была жива жена, супруги любили ездить на Байкал. Для поездок машину даже специально оборудовали. И коллективные выезды на природу любили. Раньше они часто устраивались. Ездили семьями, с детьми. Это сближало, давало ощущение единства. Поэтому раньше доктора шли работать, а теперь, говорит Владимир Николаевич, идут на работу. Тонкая грань, но как точно всё выражено… И нет в этом никакой снисходительности. Молодёжь Евстегнеев уважает. Считает, молодые коллеги приходят в профессию более подготовленными, они настойчивы, предприимчивы. И, в то же время, жалеет: тяжелая у них работа, почти шахтёрская…
Сегодня в реанимационном отделении Центральной городской больницы работают девять реаниматологов. И каждому работы хватает. А что поделаешь, если реанимация — сердце больницы, которое меняет пациентов, как перчатки, и в котором они представлены во всём многообразии.
Источник: Жарикова, Е. Сердце больницы // Вечерний Усть-Илим. – 2011. – 12 окт. – С. 3: фот.