Тем и живем
Утром позвонила подруга:
— У Льва опять приступ, увезли в реанимацию. Ты не могла бы сходить к нему, у меня сегодня напряженка….
Вечером уже вернувшись из больницы, встретила знакомую на проспекте Мира. Первое, что услышала: «Заболел Аврясов».
На следующий день – снова звонок, еще одной приятельницы:
— Мы тут деньги собираем, Леве на лекарство, а ты выкупишь и отнесешь, хорошо?
И тогда я поняла, что усть-илимский поэт Лев Аврясов, давным-давно утративший свою шевелюру – «гриву», по-прежнему остается «царем зверей» и тем самым полностью оправдывает свое имя. Ведь что случись, не дай Бог…, пишущая братия Усть-Илимска попросту осиротеет. Такая вот раскладка.
Кстати, именно Аврясову посвящены первые строчки поэмы Татьяной Андрейко «Восхождение к мельнице»:
«Ты учил меня, как
учат котят,
Тыкал носом в самый
малый просчет…».
Он не только её «учил», но не каждому такие уроки нравились. В стихотворении «На литконсультации» Лев это образно описал так:
«Подошла. Одни глаза
И румянец.
А стихи читать нельзя –
Штамп да глянец.
Деликатно указал
На вторичность.
В демонстрационный зал
Эту б личность.
Для показа красоты
Населенью…
Осерчала вдруг: сам ты…
Не явленье…
И – за дверь,
Пылала шаль
Красной точкой.
Есть характер!
Очень жаль,
Что не в строчках».
Точную дату написания этого стихотворения, как и многих других, Аврясов не помнят. Было это где-нибудь в начале 70-х, в пору активной деятельности литобъединения «Поиск», его регулярных заседании, дебатов вокруг стихов и рассказов, из общинного и частного разбора.
Оказавшись в Усть-Илимске, Лев сразу же влился в тогдашнюю мощную струю деловых и словесных «ораторий»: стихи его – о сезонниках зимовщиках, работягах, таежных пейзажах и, конечно же, о любви, полились как бетон в плотину ГЭС – нескончаемым и сильным потоком.
Работал он тогда в СМУ-1 УСД, потом на Карапчанской лесоперевалочной базе. Заочно оканчивал литературный институт имени Горького, куда поступил еще живя в Первоуральске – городе молодости и первых поэтических страстей. Там он учился в школе, потом в геологоразведочном техникуме, поскольку с шестого класса, а может раньше, стал бредить таежными походами и неизведанными тропами. Из всех учебных предметов более всего полюбил географию. Учительница Алевтина Константиновна тепло вспоминаемая и по сей день, заметив в ясноглазом мальчугане эту отличительную «искорку», потихоньку раздувала ее в горящий костер.
Увы, с четвертого курса техникума, не дав отсрочки Аврясова забрали в армию, где и родились его начальные стихи и рассказы. Но мне удалось «выпытать» (в чем я, собственно, и не сомневалась), что много раньше, классе в пятом, была у Левы Аврясова первая любовь, а с ней и самые первые поэтические пробы. Что-то вроде того: «Как ты бровь удивленно хмуришь, улыбаясь улыбкой полною… »
Позднее, в течение всей жизни, любовь в творчестве Аврясова пылала то обжигающим пламенем, то оставалась горячим пеплом, но и не высказываемая, молчащая порой годами все равно присутствовала, как свет далекой звезды – таинственной и манящей. Прекрасной половине человечества Аврясов посвящает свои самые лучшие стихи. «Только с женщиной в союзе мы способны возродиться», – утверждает он в послании к «Другу-поэту». И посылает любимой свою молитву:
«Без тебя
Мне поступки даются с трудом.
Без тебя
Тесной камерой кажется дом.
А друзья
Обретают похожие лица.
Но зато
Все, что около, пахнет тобой,
Но зато
Все, что около, светит тобой,
II стихи те, что есть
И что могут случиться, —
О тебе.
День проживу,
Ночь пережду,
Бога моля,
Черта моля,
Только бы ты,
Только бы ты
Не оставляла меня».
В 1981 году Аврясов опубликовал подборку в «Бригаде» — «И это мы». Отдельная книга «Инте¬рвью» вышла в свет в 1984 году. Он принимал активное участие в кол¬лективных сборниках «На¬чало», «Усть-Илимск про-должается», «Уходил на войну сибиряк» (Ир¬кутск) и «Стыковка» (Мо¬сква). Еще до этого стал первым лауреатом об¬ластного конкурса «Мо¬лодость. творчество, сов¬ременность». Но, конечно, больше всего публиковал¬ся в «Усть-Илимке», ко¬торая и по сей день осталась для поэта «своим домом». Как и город — ставший родным.
«Этот город – в доску свой.
Потому что мною начат.
Я его в три смены нянчил
Под тоскливый волчий вой».
(Ст. «Усть-Илим»).
Многочисленные критики – А. Кобенков, Р. Филиппов, Л. Аннинский – отмечают у Аврясова свою тему, свой голос, симпатичную прямолинейность, человечность и глубину. А рекомендация для вступления в Союз российских писателей, данная Льву известным иркутским поэтом и критиком Анатолием Кобенковым так и просится включиться в данное повествование. «Если бы в судьбе сибирского поэта Льва Аврясова не случился Усть-Илим, он бы наверняка выдумал для себя нечто вроде этого города – с его авральным шумом и общежитским братством. Аврясов – романтик. Ему интереснее создавать нежели пользоваться тем, что создано другими. Когда ему хочется, он прекрасный живописец:
«Снег шершав, как язык щенка.
Заштрихована даль, как мелом.
Круговерть… На твоих щеках
По гвоздике запламенело».
Когда ему думается, его слово естественно спотыкается – опираясь на звук, приближается к сути:
«То, что называется бытом,
Начинает приниматься
Прошлогодние события.
Вспоминаясь, пониматься».
Когда ему не спится, стихотворение — целиком — читается, как вздох:
«Вот и сегодня
Ждал у окна всю ночь.
Лишь с петухами
Юркнула в спальню дочь.
Скоро, наверно,
Выпорхнет из гнезда.
Клеткой без птицы
Будет молчать изба».
Вообще Аврясов представляется мне главным хранителем лучших культурных традиций на севере Иркутской области: подлинный поэт, надежный человек. А его духовный рост можно определить по названиям его первых книжек, выходивших в Восточно-Сибирском книжном издательстве, и последней, которая называется «Молитва».
Веселый романтик 60-х, ничуть не стыдясь своих давних порывов, вышел на молитву: – «Просыпайтесь, жизнь коротка! »
В конце критик заметил, что, по его мнению, Аврясов должен представлять наш писательский союз в своем регионе. В чем мы, друзья и соратники Льва, уже давным-давно не сомневаемся, и естественно, гордимся, что в Усть-Илимске есть подлинный, большой и талантливый поэт. Который с сожалением осознает, что мог бы уже к сегодняшнему дню сделать, а значит, написать гораздо больше, да упустил время.
Сейчас поэт тяготеет к эпиграммам и коротким стихам. Хоть и звучит нередко в строках сожаление и боль, душа «облысевшего» романтика осталась прежней – она так же открыта Добру и Красоте жизни, так же честна и искренна. Потому что только чистый и добрый человек мог написать такие строчки:
«Целую Счастье в детские уста.
Они то немы как весною почки,
То голосят, как сорванные строчки
С чужого стихотворного куста.
Целую завтра – без него пуста,
Бессмысленна земная оболочка…
Целую Вечность — месячную дочь».
… А на улице снова знакомая:
– Как там себя Аврясов чувствует?
– Ничего. — говорю я. – Слава Богу.
И при встрече выговариваю Льву:
— Ты бы гулял больше по воздуху. Люди о тебе спрашивают, волнуются. Знаешь, как много добрых людей?
– Знаю — улыбается он и делает характерный жест руками:
– Тем и живем…
Источник: Владимирова, Т. Тем и живем… / Т. Владимирова // Усть-Илимская правда. – 1998. –16 июня.