Аврясов Лев Николаевич

• Народная энциклопедия 
• Персоналии
• Аврясов Лев Николаевич

Лев Николаевич Аврясов родился 1 ноября 1945 года в Вятке. Отслужив в армии, работал в геологоразведочных партиях на Украине, на Урале, в Забайкалье. Был плотником-бетонщиком на строительстве моста через Ангару в Усть-Илимске, рабочим сплава, лесорубом, чокеровщиком, монтажником на строительстве лесопромышленного комплекса.

Первые стихи начал писать ещё в школе, в пятом классе. Печататься начал в армейской газете.

В 1970 году приехал в Усть-Илимск, и сразу же включился в работу городского литературного объединения «Поиск».

В 1975 году заочно окончил литературный институт им. А. М. Горького.

В 1976 году Лев Николаевич – первый лауреат областного конкурса «Молодость, творчество, современность», где его стихи получили высокую оценку.

В 1981 году Лев Аврясов опубликовал подборку стихов «И это мы» в коллективном сборнике «Бригада».

В 1984 году издана отдельная книга «Интервью».

Его стихи печатались также в коллективных сборниках «Начало», «Усть-Илим продолжается», «Уходил на войну сибиряк» (вышли в Восточно-Сибирском книжном издательстве в Иркутске), «Стыковка» (издан в Москве). Публиковался в «Усть-Илимской правде», «Лесохимике Усть-Илима», «Вечернем Усть-Илиме», «Советской молодёжи», «Восточно-Сибирской правде».

Используемая литература
Берега : Литературный Усть-Илим : биобиблиографический указатель : к 40-летию г. Усть-Илимска, 2013. – С. 19.

Лев Аврясов. Интервью

О первой книжке Льва Аврясова «И это — мы» я писал почти восторженно: вышедшая вместе с пятью другими в поэтической кассете «Бригада-81», она выгодно отличалась от них и по самой технике стиха, и по удельному весу пережитого и высказанного. Интонационно та книжка была очень ершистой: там, где можно было промолчать, Л. Аврясов злился; того, кто мог бы рассчитывать на его великодушие, он обличал. За всем этим была и обида, и уверенность в своей правоте, и просто-напросто избыток физических и душевных сил. Были в той книжке и стихи, дерзкие в своих мечтаниях, но сдержанные по тону.

Открывшие первую книжку Л. Аврясова, стихи эти закрывают его вторую книжку «Интервью», и потому, прочитанные нами вчера как заявка на программу, сегодня они могут читаться как объяснение программы, в чем-то уже осуществленной. В «Интервью» есть строки, строфы и целые стихотворения, читающиеся как «выстраданные», способные разбудить «чужую мысль» и в какой-то степени объясняющие настроения той части поколения, к которой принадлежит и в которой, если хотите, лидирует поэт Лев Аврясов.

Он — романтик, но романтик со странностями, может быть, романтик шиворот-навыворот: если «элементарный» романтик многое не принимает, а поет лишь то, что в наибольшей степени отвечает его эстетическим требованиям, то Л. Аврясов — романтик, все видящий, все понимающий, но принципиально не поющий: его стих, как может, сопротивляется расхожим метрическим правилам, рубится на отдельные фразы, инверсирует, грубит прозаизмами. Будучи патриотом Сибири, Л. Аврясов агитирует всех и вся в полюбившиеся края, но тактика его «с хитрецой»: он пугает «свалкой гнилых лесин», гнусом и комарьем, работой на износ и пр., рассчитывая не столько на мечту, сколько на упрямство тех, кто его услышит; его эстетика поверяется категориями этическими: прямая речь не претендует на благозвучие, но рассчитывает на ту душевную реакцию, что сродни именно романтизму.

Л. Аврясов трезв там, где обыкновенно пьянели его предшественники, и расслаблен там, куда былые романтики старались не заглядывать. По крайней мере, поэты пятидесятых-шестидесятых про то, что сибирские «девчата нежны, как вдовы», не говорили, впрочем, как и про «отчаянных женщин», и про вербовщиков, сезонников, бродяг.

Вполне вероятно, что бродяга Л. Аврясова один из тех, о ком писали еще в 50-60-е годы. Но Л. Аврясову досталось дело посерьезней: писать середину его жизни. И делает он это не менторствуя, не осуждая, а сострадая: больно спотыкающийся стих — самое верное свидетельство этому.

Надо было много повидать, немало пережить и всерьез обдумать случившееся с собой и другими, чтобы сказать в своем «Интервью»:

Л. Аврясов – поэт, зависимый от ситуации, он поэт не «мгновенного озаренья», а биографии, опыта, долго молчащей обиды, накопитель жизненных ошибок, шишек, боли.

В первой книжке Л. Аврясова было стихотворение об отце — называлось оно «Человек с моей фамилией» и заканчивалось так: «Человек этот жив еще. Пусть не помнит своей вины. Для меня его лет отсчет остановлен в конце войны». В «Интервью» это стихотворение мы встречаем снова, но почти рядом с ним стоят стихи, посвященные отчиму: «Все чаще вспоминаю об отце, хоть нет его лица в моем лице», – так начинаются они. А заканчиваются:

Жизнь настояла на выборе. И тот выбор, на который пошел поэт, открыто жесток и откровенно резок, но обсуждению не подлежит, хотя бы потому, что такое движение для Л. Аврясова – самое естественное: он делает себя, лепит свое лицо, гранит душу («с собою – бой, с природой – бой»), боится быть обманутым, несостоявшимся (как «Бродяга»). Наконец, боится обманывать других, как это делает герой стихотворения «Ремесленник»: «Он с нами жил. И то же ел, что все, и лес валил азартно, с интересом, и пил не раз, и пел лесные песни, и местных женщин приводил в росе. А по ночам, при свете ночника, писал в большом таинственном блокноте… »

Л. Аврясов спорит и с ремесленником, не пожелавшим понять чужую жизнь, и с теми, кто воспитал и поддержал в нем это непонимание – он пишет об обманутых ремесленником земляках со злостью человека, оскорбленного и за них самих, и за город, который будет возведен «корневым, опорным народом», и за женщин, которых «берегут, как табак». Сам же Л. Аврясов ко всем тем, кого написал, проявил не дежурное, а, по Пастернаку, «взволнованное внимание».

Конечно, есть в «Интервью» стихи или недостаточно прописанные по мысли («Доверие»), или заданные («В Херсоне узнал, что такое арбуз… »). Есть и неточные строки: «Над бездной сна висим одной ногой» (? ), «служитель слова «долг», «так и миутся, будто весы, бёдра» (? ) – здесь упрямство поэта спасовало, слух подвел, рука дрогнула. Но простим эти просчеты ради целого: «Интервью» книга получившаяся, живая, своя – это бесспорно.

Источник: Кобенков, А. Лев Аврясов. Интервью // Сибирские огни. – 1985. – № 8. – С. 173–174.

Тем и живём

Утром позвонила подруга:

— У Льва опять приступ, увезли в реанимацию. Ты не могла бы сходить к нему, у меня сегодня напряженка….

Вечером уже вернувшись из больницы, встретила знакомую на проспекте Мира. Первое, что услышала: «Заболел Аврясов».

На следующий день – снова звонок, еще одной приятельницы:

— Мы тут деньги собираем, Леве на лекарство, а ты выкупишь и отнесешь, хорошо?

И тогда я поняла, что усть-илимский поэт Лев Аврясов, давным-давно утративший свою шевелюру – «гриву», по-прежнему остается «царем зверей» и тем самым полностью оправдывает свое имя. Ведь что случись, не дай Бог…, пишущая братия Усть-Илимска попросту осиротеет. Такая вот раскладка.

Кстати, именно Аврясову посвящены первые строчки поэмы Татьяной Андрейко «Восхождение к мельнице»:

Он не только её «учил», но не каждому такие уроки нравились. В стихотворении «На литконсультации» Лев это образно описал так:

Точную дату написания этого стихотворения, как и многих других, Аврясов не помнят. Было это где-нибудь в начале 70-х, в пору активной деятельности литобъединения «Поиск», его регулярных заседании, дебатов вокруг стихов и рассказов, из общинного и частного разбора.

Оказавшись в Усть-Илимске, Лев сразу же влился в тогдашнюю мощную струю деловых и словесных «ораторий»: стихи его – о сезонниках зимовщиках, работягах, таежных пейзажах и, конечно же, о любви, полились как бетон в плотину ГЭС – нескончаемым и сильным потоком.

Работал он тогда в СМУ-1 УСД, потом на Карапчанской лесоперевалочной базе. Заочно оканчивал литературный институт имени Горького, куда поступил еще живя в Первоуральске – городе молодости и первых поэтических страстей. Там он учился в школе, потом в геологоразведочном техникуме, поскольку с шестого класса, а может раньше, стал бредить таежными походами и неизведанными тропами. Из всех учебных предметов более всего полюбил географию. Учительница Алевтина Константиновна тепло вспоминаемая и по сей день, заметив в ясноглазом мальчугане эту отличительную «искорку», потихоньку раздувала ее в горящий костер.

Увы, с четвертого курса техникума, не дав отсрочки Аврясова забрали в армию, где и родились его начальные стихи и рассказы. Но мне удалось «выпытать» (в чем я, собственно, и не сомневалась), что много раньше, классе в пятом, была у Левы Аврясова первая любовь, а с ней и самые первые поэтические пробы. Что-то вроде того: «Как ты бровь удивленно хмуришь, улыбаясь улыбкой полною… »

Позднее, в течение всей жизни, любовь в творчестве Аврясова пылала то обжигающим пламенем, то оставалась горячим пеплом, но и не высказываемая, молчащая порой годами все равно присутствовала, как свет далекой звезды – таинственной и манящей. Прекрасной половине человечества Аврясов посвящает свои самые лучшие стихи. «Только с женщиной в союзе мы способны возродиться», – утверждает он в послании к «Другу-поэту». И посылает любимой свою молитву:

В 1981 году Аврясов опубликовал подборку в «Бригаде» — «И это мы». Отдельная книга «Интервью» вышла в свет в 1984 году. Он принимал активное участие в коллективных сборниках «Начало», «Усть-Илимск про-должается», «Уходил на войну сибиряк» (Иркутск) и «Стыковка» (Москва). Еще до этого стал первым лауреатом областного конкурса «Мо¬лодость. творчество, современность». Но, конечно, больше всего публиковался в «Усть-Илимке», которая и по сей день осталась для поэта «своим домом». Как и город — ставший родным.

(Ст. «Усть-Илим»).

Многочисленные критики – А. Кобенков, Р. Филиппов, Л. Аннинский – отмечают у Аврясова свою тему, свой голос, симпатичную прямолинейность, человечность и глубину. А рекомендация для вступления в Союз российских писателей, данная Льву известным иркутским поэтом и критиком Анатолием Кобенковым так и просится включиться в данное повествование. «Если бы в судьбе сибирского поэта Льва Аврясова не случился Усть-Илим, он бы наверняка выдумал для себя нечто вроде этого города – с его авральным шумом и общежитским братством. Аврясов – романтик. Ему интереснее создавать нежели пользоваться тем, что создано другими. Когда ему хочется, он прекрасный живописец:

Когда ему думается, его слово естественно спотыкается – опираясь на звук, приближается к сути:

Когда ему не спится, стихотворение — целиком — читается, как вздох:

Вообще Аврясов представляется мне главным хранителем лучших культурных традиций на севере Иркутской области: подлинный поэт, надежный человек. А его духовный рост можно определить по названиям его первых книжек, выходивших в Восточно-Сибирском книжном издательстве, и последней, которая называется «Молитва».

Веселый романтик 60-х, ничуть не стыдясь своих давних порывов, вышел на молитву: – «Просыпайтесь, жизнь коротка! »

В конце критик заметил, что, по его мнению, Аврясов должен представлять наш писательский союз в своем регионе. В чем мы, друзья и соратники Льва, уже давным-давно не сомневаемся, и естественно, гордимся, что в Усть-Илимске есть подлинный, большой и талантливый поэт. Который с сожалением осознает, что мог бы уже к сегодняшнему дню сделать, а значит, написать гораздо больше, да упустил время.

Сейчас поэт тяготеет к эпиграммам и коротким стихам. Хоть и звучит нередко в строках сожаление и боль, душа «облысевшего» романтика осталась прежней – она так же открыта Добру и Красоте жизни, так же честна и искренна. Потому что только чистый и добрый человек мог написать такие строчки:

… А на улице снова знакомая:

– Как там себя Аврясов чувствует?

– Ничего. — говорю я. – Слава Богу.

И при встрече выговариваю Льву:

— Ты бы гулял больше по воздуху. Люди о тебе спрашивают, волнуются. Знаешь, как много добрых людей?

– Знаю — улыбается он и делает характерный жест руками:

– Тем и живем…

Источник: Владимирова, Т. Тем и живем… / Т. Владимирова // Усть-Илимская правда. – 1998. –16 июня.

Второго декабря ушедшего года (2001 г. ) в Усть-Илимске умер поэт Лев Аврясов.

Кто знает, что произошло на самом деле — не выдержало сердце, уже не раз побывавшее за гранью клинической смерти? Неспешное продвижение тромба внутри распухающей на глазах ноги? «Скорую» вызывали трижды, как нечистую силу. Один врач велел обращаться в поликлинику. Другой изрек, что от этого не умирают. А третий не смог спасти. Все точно до строчки — «И снова «скорая» со смертью наперегонки: Мол, «кто кого»: в извечном споре… »

И все же, как нелепо и предсказуемо!

От начала до конца предсказуемая жизнь русского поэта.

Романтическая юность с неизбывным желанием справедливости: «Переде¬лать мир хотелось раз и навсегда».

Десятилетия странствий души и тела по земным и горним дорогам. И со¬знание на собственном опыте неподатливости этого мира: «Кулаками и словами, как по вате бил».

Профессиональное созревание: «Время трезвого ума, безотходного горенья. Бой с собой не за тома – за одно стихотворенье».

Пора подведения первых жизненных итогов: «Осень, где же мои цыплята?

Угол – общий, смешна зарплата – на еду-то, и то едва».

Приход духовной зрелости с ее ясным, глубинным видением: «Предрыночная мгла. Наивных душ отлов. Стрельба из-за угла в сияние голов».

И нелепая, необязательная смерть в 56 лет.

Похоронили поэта как положено, по-русски: всем миром в складчину, спасибо родным, друзьям, собратьям по перу и благодарным читателям.

А хорошие стихи действительно живут дольше своих творцов…

Источник: Андрейко Т. Лев Аврясов // Иркутское врем. Альманах поэзии. –Иркутск, 2002. – С. 30-31.